Результаты второго клинического испытания AZT, показавшие что лекарство может не только восстанавливать иммунную систему, но и предотвращать ее разрушение вирусом у ВИЧ-инфицированных, были опубликованы в 1989 году. Хорошие новости, однако, сменились плохими, когда в лаборатории Дугласа Ричмана было открыто, что вирус может приобретать устойчивось к AZT. Устойчивые к AZT формы ВИЧ в скором времени стали серьезной проблемой для лечения СПИДа. Ожидалось, что комбинационная терапия, объединяющая два или более разных лекарств, может предотвратить появление резистентных форм, однако такие коктейли стали доступны лишь несколько лет спустя (и действительно оказались очень успешным методом лечения). Но в 1989 году, все что врачи могли в такой ситуации сделать, это прописать ddI — второе лекарство, утвержденное FDA для лечения СПИДа. Однако оно работало не очень хорошо, потому что устойчивость к AZT часто сопровождалась устойчивостью к ddI.

HIV with Reduced Sensitivity to Zidovudine (AZT) Isolated During Prolonged Therapy

Science, 31 March 1989: Vol. 243 no. 4899 pp. 1731-1734

BA Larder, G Darby and DD Richman

pdf статьи

Комментарий Дугласа Ричмана (вольный и с небольшими сокращениями):

«В этой статье описывается постепенное (в течение нескольких месяцев) развитие устойчивости к AZT среди вирусов, выделенных из пациента на AZT терапии. После этого первого сообщения о появлении устойчивого вируса, тесты на устойчивость стали стандартными при лечении ВИЧ-инфекции и сейчас в коммерциализированном виде доступны во всем развитом мире.

Будучи врачом-инфекционистом, я знал о важности устойчивости к антибиотикам у бактерий, а также тщательно следил за литературой об устойчивости вируса гриппа к амантидину и вируса герпеса к ацикловиру. Вскоре после оглашения результатов первого клинического испытания AZT (в котором я участвовал), я договорился чтобы Брендан Лардер из Burroughs Wellcome (компания, разработавшая AZT) присоединился к моей лаборатории и начал изучать образцы, полученные в ходе этого испытания.

Результаты меня ничуть не удивили. Мы бы не стали искать устойчивые формы, если бы мы не ожидали их найти; однако научное сообщество в целом отнеслось к ним несколько скептически. Когда я написал свой первый грант по изучению устойчивости ВИЧ к лекарствам, он даже не прошел начального отбора; его завернули с комментарием, что обратная транскриптаза не способна мутировать. Реакция на наши исследования прошла через три стадии:

1. Устойчивость невозможна.

2. Результаты верные, но скорее всего не имеющие клинического значения.

3. Всем известно, что устойчивость важна, поэтому эти исследования не так уж интересны.

Даже до публикации, нам с соавторами было ясно, что эти результаты очень важны. Черновую версию статьи мы послали в Burroughs Wellcome. Ответом оказался звонок от раздраженных директоров из UK, заставший меня посреди ночи (из-за 8-часовой разницы во времени), когда я был в отпуске — они не имели права торговать акциями компании до тех пор, пока результаты не были оглашены публично. После этого я и мои соавторы были призваны на конфиденциальное совещание с FDA, NIH, и несколькими «очень уважаемыми консультантами». Мы должны были в деталях рассмотреть все утверждения сделанные в статье, обдумать радиопередачу «Письмо Дорогому Доктору», и обсудить пресс-релизы, которые должны были выйти от нескольких правительственных организаций.

Этот опыт заставил меня понять, что мое образование и склонности к врачебно-исследовательской деятельности, не подготовили меня к новому миру, в котором важны были реакция общественности, регуляторные вопросы и влияние активистов на научные исследования. Этот урок мне пришлось пройти еще несколько раз. Тем не менее, важность и интересность этого важного нового открытия имели долгосрочные последствия и для меня и для науки в целом. Устойчивость ВИЧ к лекарствам стала (и остается) важной частью лечения пациентов. Она является движущей силой для исследования и разработки новых лекарств. Мне она дала годы интереснейших исследований и пробудила мой интерес к вирусной динамике и эволюции.»